Прыжок в темноту - Страница 22

Но женские капризы не в счет. Деньги то текли к Горобцову полноводной рекой, то бежали веселым ручейком, – а это главное. Сегодня Горобцов освободился, отдежурив в «Магнолии» по укороченной программе, на час раньше обычного. Он вышел на воздух, остановил какого-то чайника азербайджанца, выехавшего подработать, и назвал свой адрес. Водителю не хотелось переться на другой конец города, гробить машину на разбитых окраинных дорогах, но милиционер, очень приличный на вид и, что удивительно, трезвый в столь поздний час, обещал не обидеть, заплатить вдвое больше обычной таксы. Когда подъехали к частному дому в глухом переулке, освещенным одиноким фонарем, Горобцов даже не подумал выполнить свое обещание.

– Спасибо за помощь милиции, – сказал он и уже собрался вылезать. Но тут водитель попытался робко напомнил о денежном долге. Горобцов покрыл его матом и добавил:

– Еще одно слово, чурка долбаная, и ты у меня просидишь в кандее трое суток. Это как минимум. А твои безутешные родственники будут шастать по всему городу и искать тебя, козел, с фонарями. Живого или мертвого. Ясно?

– Ясно, гражданин начальник, – водитель вжал голову в плечи, будто опасался удара кулаком по макушке.

– Ты подвез работника милиции, выполнил свой гражданский долг, – сказал Горобцов. – И еще смеешь клянчить у меня, у офицера, какие-то деньги? Ты знаешь, что бывает за такие вещи? И вообще у тебя совесть есть или ты ее съел вместе с дерьмом?

Лицо водителя вытянулось еще сильнее, ясно, денег не видеть, как своих ушей, а в камеру можно запросто загреметь только потому, что твоя рожа не понравилась милиционеру.

*******

Закончив воспитательную беседу, Горобцов с чувством исполненного долга вылез из машины. Открыл навесной замок на калитке, прошел палисадник и, поднявшись на крыльцо, протопал по веранде. Попытался зажечь лампочку над дверью, но та почему-то не загоралась. В кромешной тьме он долго не мог попасть ключом в замочную щель, даже с досады пнул дверь ногой. Наконец ключ вошел в скважину, Горобцов очутился в тесной прихожей, повесил на крючок форменный китель и картуз с кокардой. Оставшись в милицейской рубахе грязно серого цвета, испорченной чернильным пятном от вытекшей ручки, присел на табурет, стал стягивать ботинки, разминать натруженные ноги.

Весь день душу глодала тревога, не отпускавшая и сейчас. Накануне в вытрезвитель явился фармацевт. И показал фотографию Максима Сальникова и Татьяны Гришиной, наводил справки, совал нос не в свое дело. Горобцов, постарался убедить фармацевта, что и духу Сальникова не было в вытрезвителе, даже показал регистрационный журнал. Фармацевт ушел, а душевное беспокойство осталось. Лейтенант сказал себе, что жизнь полна совпадений и странных казусов, а какой-то заезжий аптекарь в его городе никто, просто хрен на ровном месте: ни связей, ни знакомств, поэтому никакого вреда лично Горобцову этот обормот причинить не сможет. И доказать ничего нельзя, даже если этот жалкий поц потратит на свое частное расследование все сбережения, что сделаны на старость.

Лейтенант влез в вонючие шлепанцы, по коридору прошел на кухню, попил воды из чайного носика. Коридором прошел в гостиную, нашарив ладонью выключатель, врубил свет. И застыл на пороге комнаты. В кресле у окна, положив ноги на журнальный столик, сидел тот самый фармацевт, что накануне приходил в вытрезвитель. Сердце Горобцова екнуло, он открыл рот, поморгал глазами, не зная, что следует говорить в подобных случаях.

– Вы… Вы как здесь оказались? – лейтенант набрал в грудь побольше воздуха и, не дождавшись ответа, рявкнул. – Немедленно вытряхивайся отсюда. Да я сейчас…

Он задом шагнул в прихожую, где стоял телефон, но тут за спиной возник какой-то невзрачный тип в кепке. Человек ткнул Горобцова в шею стволом пистолета.

– Полегче, лейтенант. Подними руки до уровня плеч. Замри. Так и стой.

Человек, похлопав ладонью по карманам Горобцова, отступил на шаг. Колчин продолжал сидеть в кресле и чему-то нахально улыбаться.

– Тогда в вытрезвителе ты соврал мне, будто никогда не видел Сальникова, – сказал Колчин. – Теперь я хочу услышать правду.

– С чего вы взяли, что я вру?

– Я знаю сто с лишним способов определить, говорит человек правду или лжет, – вежливо ответил Колчин. – Эта процедура занимает всего несколько секунд.

Лейтенант стоял посередине комнаты, стараясь держаться достойно, сохранять внешнее спокойствие. Он пытался оценить свои шансы. Табельный пистолет сдан в оружейную комнату, в «Магнолии» Горобцов дежурит безоружный, вешая на пояс кобуру, набитую тряпками. Но в доме есть незарегистрированный ствол, в коробке из-под ботинок на антресолях пылится ТТ со снаряженной обоймой. Но как завладеть им, если тебя держать на мушке. Получалось, что положение Горобцова аховое, а шансы добраться до ТТ ничтожны. Кроме того, лейтенант, стоявший в собственной комнате с вытянутыми в стороны руками выглядел глупо, даже комично. Как полоумный физкультурник, собравшийся на ночь глядя сделать гимнастические упражнения.

– Врущего человека выдают глаза, беспокойные руки? – лейтенант натянуто улыбнулся. – Или что-то еще?

– С тобой все проще, – Колчин поднялся с кресла, подошел к Горобцову, встав от него на расстоянии шага, заложил руки за спину. – Ты не умеешь убедительно врать, хотя и стараешься. У меня все тот же вопрос: когда, где, при каких обстоятельства ты встретил моего друга?

– К вашей история я не имею никакого отношения, – Горобцов почувствовал, что к нему возвращается дар речи. – И вашего друга я в глаза не видел. Не знаю, почему вы ко мне…