Прыжок в темноту - Страница 25

– А почему ты спрашиваешь?

– Ну, это хорошо, когда человека кто-то ждет, кто-то думает о тебе, вспоминает. Мне кажется, так больше шансов вернуться назад живым. Это не пустые сантименты, это верная примета.

– Никто меня дома не ждет, – покачал головой Колчин. – Ни любовница, ни рыбки в аквариуме. Была у меня одна женщина, учитель. Я думал, что дело идет к свадьбе, но она ушла. Дорогу мне перебежал преподаватель физкультуры из ее школы. Такой хороший, обходительный, моей женщине доносил до дома тяжелый портфель. С детишками борьбой занимается. Аж тошно, какой хороший. Такие, брат, дела.

– И ты даже не посадил физкультурника в инвалидное кресло?

– Что бы это изменило? Подобные проблемы не решишь ни ножом, ни кулаком. Наверное, все дело ни в этой женщине, и не в учителе физкультуры. Все дело во мне. Я не смог дать женщине того, чего она хочет.

– Что, Валера, проблемы по мужской линии? Или с деньгами тогда возникла напряженка? Ты не купил ей шубу, на которую учителка положила глаз?

– Ты все опошляешь. Потенция, деньги, шуба…

– Тогда чего же она хотела?

– Если бы я это знал, – пожал плечами Колчин. – Тогда она была бы не с ним, а со мной.

– Заведи собаку. Это лучший выход из положения.

Колчин вспомнил, как пару месяцев назад к нему в гости заявился некто Иван Кузьмич Рябов, ветеринар, сосед со второго этажа. Он притащил на длинном изжеванном поводке серую болонку. Время от времени люди, стремившиеся избавиться от четвероногих питомцев, подбрасывали их в лечебницу при ветеринарной академии. Авось, найдется добрая душа, заберет псину. Рябов постоянно пристраивал бездомных собак, раздавая их знакомым, родственникам, случайным людям, посвящая этому благородному делу все свободное время без остатка. «Добрый кобель, – сказал ветеринар, затащив болонку в прихожую и потрепав ее по грязной морде. – Судя по зубам, не больше полутора лет. Главное, умный, как наш профессор. Знает команды. А уж ласковый… Слов нет. Только ты войдешь в квартиру, а он уже рядом. А в зубах тапочки. Откликается на кличку Жулик. И не капризный. Жрет все, что дашь. Кроме картофельных очисток и ореховой скорлупы».

«С чего ты решил, что мне нужна собака?» – удивился Колчин. «Каждому человеку нужна собака, – Рябов отстегнул карабинчик поводка. – Не отпускать же ее на улицу. Там дикие псы ее в клочья раздерут». Колчин на минуту задумался. «Я ведь время от времени в командировки езжу, – сказал он. – Кто станет тут с ней заниматься?» «Когда уедешь, оставишь мне, – урезонил Рябов. – У меня своих два кобеля. Разорюсь еще на миску супа. Авось, не обеднею. Чудный экземпляр. Посмотри, какой окрас. А прикус? Мечта, не прикус. Еще сто раз меня благодарить будешь. Ноги целовать. Он все медали возьмет на собачьей выставке». «Ладно, оставляй, – сдался Колчин. – Но с испытательным сроком. Если этот Жулик повадится среди ночи концерты устраивать или…» «Ни-ни, – замахал руками ветеринар. – Таких умных собак с фонарями не найдешь. Главное, Жулик спокоен, как удав. Кстати, с тебя бутылка». И ушел с сознание выполненного гражданского долга.

Тапочки жулик не приносил, командам не подчинялся. И вообще он оказался собакой тупой и своенравной. Подолгу сидел на подоконнике, заливисто лаял, завидев голубей или прохожих. Не дожидаясь прогулки, справлял нужду то посередине кухни, то в прихожей возле входной двери. Исцарапал когтями кожаный диван, разбил торшер и сбросил со стола электрический чайник, чудом не обварив кипятком ноги нового хозяина. Наверное, Колчин еще долго терпел выходки своего питомца, не желающего привыкать к порядку.

Но у Жулика появилась новая привычка. Ни свет, ни заря, перед рассветом, он стал забираться под одеяло и кусать Колчина за ляжку. Укусы оказались болезненными. То ли Жулик звал на прогулку, то ли требовал жратвы. Колчин садился на кровати, смотрел на светящиеся стрелки часов: половина четвертого утра. И плелся к холодильнику, клал в миску мясной фарш. Снова ложился. И слышал, как Жулик, утолив голод, начинал тихо выть, исполняя какую-то собачью песню.

На исходе пятой недели Колчин капитулировал. Надев на собаку поводок, спустился на второй этаж и сдал Жулика ветеринару. «Вот тебе твоя умная собака, – сказал он. – Забирай. Я уже вторую неделю сплю в полглаза. Иначе он мне откусит одну из трех нижних конечностей. А это твоя бутылка. С собакой мы не сумели подружиться». «Эх ты, – покачал головой Рябов. – А я любовался, когда ты с Жуликом во дворе гулял». Он забрал бутылку, дернул за поводок и захлопнул дверь.

Почему– то именно сейчас Колчин пожалел, что не сумел воспитать собаку, сбагрил ее ветеринару.

Глава восьмая

Десятью днями раньше.

Старший лейтенант Александр Горобцов, заступил на дежурство с опозданием. День предстоял серый и нудный. Скучная работа, принудиловка, которая не обещала ни левых заработков, ни веселья. Будний день, когда борцам за трезвость редко удавалось поймать жирного гуся с толстым лопатником. Под вечер добычей, как правило, становились ханыги, пропившие почти всю наличность еще до встречи с милиционерами.

До обеда Горобцов коротал время за шахматами. Выбрав в соперники пожилого подслеповатого фельдшера Василия Ивановича Игнатенко, он заперся с ветераном в комнате отдыха и сыграл подряд пять партий, поставив на кон по пять баксов. Но почему-то долго не мог сосредоточиться на игре. Василий Иванович, уже переодевшийся в грязноватый халат и бахилы, как всегда, играл плохо. Но в этот раз легко ловил старлея на зевке и сумел выиграть подряд три партии, что случалось крайне редко. Четвертую партию Горобцов кое-как свел в ничью, а последнюю, сумев сосредоточиться, выиграл. Удача вновь повернулась лицом к старлею, он предложил фельдшеру зарядить три новых партии, надеясь отыграть деньги. Но Василий Иванович наотрез отказался продолжать эту бодягу, хорошо зная, что до вечера может запросто спустить всю зарплату и еще должен останется.